Беларусский ЛГБТК-активист больше двух лет пытается получить в Болгарии международную защиту. Суды отказывают, но он не сдается. «Салідарнасць» рассказывает его историю.
Беларус Андрей Саром и россиянин Алексей Бачинский вместе уже больше десяти лет: пара зарегистрировала брак в Дании в 2014 году.
Долгое время они жили в России: Алексей работал журналистом в негосударственных медиа, у Андрея была своя керамическая мастерская. Но в 2022 году, после полномасштабного вторжения России в Украину, им пришлось экстренно покинуть страну.
Выбрали Болгарию лишь потому, что сюда было проще и быстрее всего получить визу. Подались на международную защиту. Спустя полтора года Алексей получил статус беженца, а вот его партнеру отказали. Агентство по делам беженцев посчитало, что в Беларуси Андрею ничего не угрожает, а рассматривать случай по процедуре воссоединения семьи не стало (хотя это и противоречит правилам ЕС).
Супруги не сдались и обратились в суд, однако две инстанции — апелляционный и Верховный суд — оставили решение в силе.
«Салідарнасць» расспросила Андрея о двух годах жизни в состоянии неопределенности, какие есть правовые механизмы повлиять на ситуацию, кто помогает «бодаться» с системой и что мотивирует не опускать руки.
«Если называть вещи своими именами — нам не рады нигде»
— Беженство — это всегда очень тяжелая история, даже в европейских странах, — говорит Андрей. — Особенно сложно людям, кто не является очень видимым — так, за кейсом Андрея Гнёта следили очень многие, он медийный человек с опытом самопрезентации и неким пониманием, как свою историю доносить до общества. К сожалению, не каждый рядовой беженец, даже активист, знает, как это все делать.
Формально после отказа Верховного суда процедура заканчивается. Дальше есть две возможности: либо самому добровольно покинуть страну (на руки выдается предписание), либо попробовать подать документы снова, пойти на второй круг — но по новым обстоятельствам.
Это могут быть как изменения в законодательстве, так и какие-то детали личной истории. Я подал такое заявление, получил ускоренный отказ (не по делу, а именно принять в рассмотрение документы), но пошел в суд, так как считаю отказ немотивированным.
Первое заседание суда прошло в конце года, второе состоится 4 февраля — поскольку беларус вместе с адвокатом приложил к заявлению много документов: доклады международных организаций, письма поддержки и так далее, и на их изучение нужно время.
Кроме того, на суд приезжала в качестве свидетеля правозащитница, спецдокладчица ООН по правам человека в РФ Марианна Кацарова — она многое рассказала о ситуации с правами уязвимых групп.
По сути, поясняет Андрей, речь не о повторной процедуре прошения убежища, а только о заходе на второй круг пекла. Но если суд посчитает, что отказ принять документы обоснован, — что дальше? Можно ли обратиться в Европейский суд по правам человека или придется выехать из Болгарии?
— Выезд я не рассматриваю, потому что у меня нет возможности выехать в какую-то безопасную страну. К тому же я здесь не один, а с супругом, который получил статус беженца. Естественно, мы рассматривали варианты В, а также С и D — но, как ни парадоксально, тот факт, что Алексей получил здесь защиту, осложняет нам возможность запросить гуманитарную визу какой-нибудь другой страны. Разве что ему отказываться от статуса и переподаться в другой стране — но по Дублинскому соглашению эта другая страна может отказать, либо вернуть нас назад в Болгарию.
К тому же климат по отношению к беженцам в Европе ухудшается — я бы сказал, с каждым днем. Миграционный кризис продолжается, и негатив распространяется на всех, как людей из арабских стран, так и на украинцев, и на беларусов в том числе. Есть большое давление со стороны правоконсервативных сил, которые усиливаются в разных европейских странах. Если называть вещи своими именами — нам не рады нигде.
«Болгария, в которую мы приехали больше двух лет назад, сильно отличается от сегодняшней»
Болгарию сложно назвать страной, дружелюбной для беженцев, к тому же ЛГБТК-персон. Здесь мало что знают о событиях 2020-го в Беларуси, зато в прошлом году по российскому образцу и вопреки Конституции и Европейской конвенции прав человека был принят закон о «пропаганде ЛГБТК».
В апреле 2023-го приняли запрет трансгендерного перехода, даже опередив РФ. Кроме того, было уже несколько попыток продавить, опять же по российским лекалам, закон о регистрации иностранных агентов.
Спрашиваем, насколько ощущается «русскомирность» в обычной жизни?
— Год-полтора я вообще слабо понимал, что происходит, — было шоковое погружение в новую среду, в том числе культурную и языковую, — рассказывает собеседник. — Первое время я практически не знал других беженцев, и только около полугода назад мы стали знакомиться, обсуждать наши ситуации, делиться опытом, плюс появились какие-то знакомые в Болгарии.
Но мое знание страны очень далеко от целостного. Я немножко внутри своего пузыря, потому что больше общаюсь с местной демократической элитой: правозащитники, ЛГБТК-активисты, международные организации типа Amnesty International, люди со сходными, как у меня, взглядами и позициями — и то, что озвучивает мой круг общения, достаточно далеко от среза общественного мнения.
Мы с Алексеем с самого начала не хотели сюда переезжать, понимая, что Болгария — достаточно пророссийская страна, которая относительно недавно присоединилась к ЕС и достаточно далека от полной интеграции. Здесь не признают однополые браки ни в какой форме, общество не сказать, чтобы сильно толерантное.
Но на тот момент нужно было все делать срочно и выбирать особо не приходилось — Алексею Болгария дала национальную визу за три дня, у меня была более долгая история, пришлось ехать за визой в Беларусь (опасаясь, что после 2020 года его внесли в какие-нибудь базы, Андрей ехал на машине — тогда на российско-беларусской границе не проверяли документы. — Прим. ред.).
И все равно это было самое быстрое решение. Например, на границе с Грузией, в Верхнем Ларсе, люди стояли по две недели в очереди машин, без воды и без топлива, испанской визы надо было ждать полтора месяца, а мы не были уверены, что есть это время.
Ходили слухи, что границы в России вообще закроют, и страшно было остаться внутри, когда начнутся еще более жесткие репрессии. Сейчас, ретроспективно, зная, что случилось, а что нет, можно рассуждать, почему не дождались — но в моменте выехали, куда смогли.
Надо сказать, что та Болгария, в которую мы приехали больше двух лет назад, сильно отличается от сегодняшней. Ситуация была куда лучше. Не было антиЛГБТК-закона — сейчас он есть. Хотя запрет «пропаганды ЛГБТК» в школах — абсолютный бред, никакой пропаганды здесь не было и быть не могло, все и раньше было достаточно плохо с сексуальным просвещением.
Даже местное ЛГБТК-комьюнити не до конца понимает, насколько это плохой знак, думает, что никак это на их жизнь не повлияет, — а мы видели на примере России, предвестником чего это может являться.
На самом деле, такой закон — как красная тряпка для быка. Для агрессивных гомофобов, начиная от людей на улицах и заканчивая политиками, это работает как разрешение, поощрение быть гомофобами. А подростки, которые сталкиваются с травлей в школе, будут подвергаться еще большей травле — потому что она легитимизирована. И им некуда будет обратиться за помощью.
Более того, все эти вещи — часть одного очень плохого процесса. В Болгарии нет стабильного правительства уже больше двух лет: парламент переизбирается практически каждые полгода, разные партии не могут договориться и сформировать правительство.
То есть страна находится в состоянии безвременья, и при этом продолжается социальный и экономический кризис. Но на каждых новых выборах бывшая маргинальная пророссийская партия «Возрождение» набирает все больше голосов, в то время как единственная проевропейская партия «Продолжаем перемены» набирает все меньше. И сейчас они практически сравнялись.
Андрей рассказывает: как раз с подачи «Возрождения», руководство которого не скрываясь ездит в Москву и привозит оттуда практически готовыми новые законы, был принят закон о «пропаганде ЛГБТК» — причем так стремительно, что правозащитники и ЛГБТК-комьюнити просто не успели среагировать. Принятие закона «об иноагентах», считают активисты, лишь вопрос времени.
— Перспективы, честно говоря, пугающие. Не думали о том, что нужно уезжать как можно скорее — или нет такой возможности?
— Сейчас я практически в правовой ловушке. Хотя действующий паспорт у меня есть, он все это время находится на хранении в агентстве по делам беженцев. Теоретически, я могу его взять на день, чтобы сделать банковскую карту, но на практике это сложная операция, запросто могут отказать.
Я не могу взять паспорт и пойти в какое-нибудь посольство, запросить гуманитарную визу. Более того, скорее всего, я не смогу запросить гуманитарную визу никакой страны, находясь внутри Евросоюза — для этого нужно выехать за его пределы.
Не хочу так рисковать, к тому же вокруг не так много безопасных стран. С беларусским паспортом без визы я могу попасть, допустим, в Молдову, Сербию, Грузию (куда в свете последних событий могут даже не впустить), в Черногорию, быть может. Но это все плохие варианты, которые ничем не заканчиваются.
«Каждый шаг, каждый способ поддержки очень важен»
И все-таки опускать руки Андрей не собирается — пока есть правовые возможности отстоять себя и не разлучаться с семьей, он намерен бороться. Кто в этом помогает?
— Огромное количество людей. В одиночку с системой практически невозможно бороться, не имея правовой грамотности, чтобы разобраться со всеми вопросами. Леша в своей работе сталкивался с беженцами — теми, кто имел такой статус в России. Но когда мы приехали в Болгарию, пришлось узнавать, как работает система, на собственном опыте.
Сейчас «в деле», поясняет собеседник «Салідарнасці», целая команда. Болгарские адвокаты работают внутри страны; известная многим беларусам адвокат Мария Колесова-Гудилина подключилась, чтобы не позволить тишком депортировать Андрея, и подсказала идею с письмами поддержки.
Спецдокладчица ООН Марианна Кацарова, которая была в группе международных экспертов по ситуации в Беларуси в 2020 году, предоставила информацию о репрессиях и нарушениях прав человека в нашей стране. Российский юрист Николай Зборошенко в прошлом не раз помогал людям, задержанным на акциях протеста в Беларуси, а теперь консультирует по вопросам беженства и обращений в ЕСПЧ по делам о политических преследованиях.
Плюс правозащитники Amnesty International, небольшое, но солидарное комьюнити беженцев, люди, которые помогли составить письма поддержки, — в их числе режиссер Андрей Гнёт, который больше года находился в Сербии под угрозой экстрадиции…
— Транс-организация TG House Беларусь написали для меня legal opinion с разбором ситуации с ЛГБТК-сообществом в Беларуси, — добавляет Андрей. — И каждый шаг, каждый способ поддержки очень важен.
Потому что в странах, куда уехало не много беларусов, к сожалению, очень мало знают про Беларусь в целом. Я думал: ну как это можно не знать про Беларусь после 2020 года? Весь мир должен об этом знать! Но нет, в реальности это не так.
«В Евросоюзе все меньше воли давать людям статус беженца»
— Многие вынужденные эмигранты очень тяжело переживают состояние, которое описал Лявон Вольский: «І тут ты чужы, і там ты чужы». Как вы с ним боретесь, что не дает опустить руки, когда накрывает?
— Должен сказать, что я не справляюсь, — грустно улыбается Андрей. — Потому что не знаю, как это можно психологически выносить. На самом деле, сейчас — до 4 февраля — как ни странно, у меня самый спокойный месяц за больше чем два года. Потому что я знаю, что до этого дня, до судебного заседания, ничего не случится ни плохого, ни хорошего. Не надо постоянно проверять сайт суда, никто не позвонит из агентства по делам беженцев. И для меня это как психологические каникулы.
Хотя я понимаю, что это временная передышка. Жить так все время абсолютно невозможно. У кого-то из беженцев получается лучше, у кого-то хуже, в зависимости от личных качеств и обстоятельств: кто-то уехал один, а у кого-то здесь дети, и нужно собраться и сразу очень много вопросов решать.
Мне трудно строить какие-то планы. Уехал, уже находясь в хронической депрессии лет пятнадцать, и понятно, что состояние не улучшалось: репрессии, начало войны, вынужденный отъезд… Пока даже не знаю, что делать со своей работой. Я был независимым художником, была своя керамическая мастерская — а теперь что, как? На данный момент работает только Леша, а я пока нахожусь нигде.
К тому же мы с Алексеем несем ответственность не только за себя, у нас домашние животные, три кролика, и даже не рассматривался вариант их оставить. Кто-то может посчитать это блажью, но для нас животные — часть семьи.
Иногда появляются какие-то идеи, всплески энергии, но для того, чтобы строить планы, даже не слишком далекие, очень не хватает минимальной стабильности и более или менее нормального психического состояния. Пока продолжаем бороться.
Во-первых, у нас просто нет другого выбора. Во-вторых, появилась некая конструктивная злость и желание добиться, доказать, выиграть — не только потому, что некуда бежать, но и для того, чтобы показать, как система не работает, точнее, не хочет работать.
Когда я получил первый отказ, очень растерялся, думал: может, это со мной что-то не так, я недостаточно подробно рассказывал на интервью, не был убедителен? Потом была стадия «сами виноваты» — мол, идиоты, знали же, куда едем. Или, может быть, россиянам тут не рады, а беларусам не рады за компанию, или потому, что ничего о нас не знают?
Поговорив с другими беженцами спустя время, услышал разные истории и понял, что со мной все так, дело просто в нежелании агентства давать статус беженца. Сейчас я куда больше знаю о том, как проходит процедура в разных странах ЕС, и что появилось очень много отказов даже в условно благополучных демократических странах, куда все хотели уехать — совершенно чудовищная ситуация в Финляндии, Швеции, Нидерландах, очень тяжело с получением беженства в Германии.
Глядя на это, понимаю, что проблема даже не в Болгарии, а в общей плохой тенденции, в нежелании давать статус беженца. Вместо того чтобы руководствоваться законами, принятыми критериями, пытаются между них найти лазейку, как человеку отказать, упирают на самые слабые места в его кейсе — и это, насколько я знаю, стратегия очень многих миграционных служб. В Евросоюзе все меньше воли давать людям статус беженца, впускать к себе людей, интегрировать их.
Тем, кто только думает уехать из Беларуси и податься на беженство в европейской стране, Андрей советует учитывать этот опыт:
— Нужно понимать, что этап может быть очень длинным и тяжелым, в какую бы страну вы ни поехали. Возможно, это будет борьба через суды — надо быть к этому готовым, объяснять своему адвокату ситуацию в Беларуси, искать как можно больше информации о репрессиях.
И даже это, а также доказательства политического преследования, не гарантирует успеха. В Болгарии, например, все российские активисты получили отказ (беларусов подалось всего двое, так что мы нерелевантная выборка). Единственное, что понимают, — это если человек был журналистом независимых медиа, тогда дают статус.
Поэтому прежде, чем ехать, — посмотрите, в каких странах более лояльное отношение к беларусам, где больше положительных решений и больше знают о том, что у нас происходит. Если речь об ЛГБТК-активистах — не всегда страна, где легализованы однополые браки, это хороший вариант. Так что нужно очень серьезно думать, взвешивать риски и возможности.
И если есть возможность заранее получить гуманитарную или рабочую, визу талантов, любой другой вариант — лучше ей воспользуйтесь. Внутри процедуры беженства уже менять коней на переправе не получится, по большому счету, у вас будет всего один шанс.